Небольшой перевод

[watchmen]

Название: 1977
Автор: Misya
Переводчик:  Alanor Ambre
Бета:  Тави
Персонажи: Дэниел Драйберг (Ночной Филин), Роршах
Жанр: джен, ангст
Ссылка на оригинал
Примечание: события фика происходят незадолго до того, как был принят закон Кина.

фик

Когда Дэниел обнаружил Роршаха спящим на диване у себя дома, ему это поначалу даже польстило. Впрочем, это чувство быстро прошло.
Было позднее утро, и Дэниел предполагал, что Роршах вломился к нему часов в шесть утра, когда сам он еще спал. Дэниел проснулся в половине одиннадцатого, побрел в кухню готовить завтрак и услышал какое-то сопение из гостиной. Конечно, он пошел проверять, в чем же дело — и обнаружил, что у него на диване, свернувшись калачиком, спит и шумно храпит Роршах, а в комнате висит слабый запах гниющих газет.
Для создания, практически бесшумного в бодрствующем состоянии, храпел Роршах здорово. Дэниел подумал, не сломан ли у него нос.
Хмурясь, он постоял немного в дверном проеме, затем, покачав головой, отвернулся и отправился заниматься повседневными делами. Когда-нибудь, когда-нибудь он скажет этому человеку: "Знаешь, это все-таки мой дом, а не какая-нибудь ночлежка, куда можно заваливаться в любое время дня и ночи". Просто сегодня — не тот день. Роршаху всего-то и нужно, что отоспаться. А у Дэниела нечасто бывают гости.
И все же, со стороны Роршаха было бы очень мило войти через подвал, а не проникать через незапертое окно — а ведь Дэниел не помнил, чтобы оставлял его открытым.
Ему не хотелось уходить из дома, пока Роршах здесь (да и не было никаких неотложных дел), так что Дэниел занялся докладом, от которого отлынивал уже два месяца. Ему казалось, что эти внезапные недолгие визиты его успокаивают. По крайней мере, Роршах ставил его в известность о том, что все еще жив. Иногда он думал: если однажды с Роршахом что-нибудь случится, будет ли он чувствовать себя виноватым? И мерзкий голосок в голове неизменно отвечал: не настолько, насколько тебе хочется думать.
Это было смешно. Не в том смысле, чтобы над этим смеяться, а по-другому. Было время, когда Дэниел испытывал радость от того, что они с Роршахом были заодно. Но это время прошло.
Дэниел честно просидел над докладом несколько часов, после чего сдался и пошел готовить ленч. Словно на запах жарящегося бекона, скоро в кухню явился Роршах и с напряженным видом уселся за стол. Дэниел, ощущая себя ни много, ни мало заботливой мамочкой, молча подтолкнул к нему тарелку с бутербродом.
Роршах закатал маску до носа. На щеке у него красовался порез, напоминавший кривую ухмылку, а когда он заговорил, стало заметно, что на зубах у него запеклась кровь.
— Думал, ты еврей.
— А?
Роршах ткнул пальцем в бекон, лежащий на бутерброде среди салата и помидоров. Чернильные пятна у него на лице закрутились невнятными спиралями; у Дэниела создалось впечатление, что он инспектирует пищу на предмет наличия яда.
— Я неправильный еврей, — ответил Дэниел с кривой усмешкой.
Роршах неодобрительно фыркнул и вгрызся в бутерброд.
Ели они в молчании, хотя и не в тишине — время от времени Роршах чавкал, наверное, потому, что мог дышать только через рот. Разговор у них не клеился и в лучшие времена, а теперь их связывало и того меньше. Дэниел притворился, что читает газету.
Роршах первым прикончил завтрак, и теперь сидел и разглядывал Дэниела. Дэниел осознал, что говорит, внезапно, как будто его рот жил собственной жизнью.
— Впереди та еще ночка, да?
— Как всегда, — ответил Роршах.
Кивнув, Дэниел перевернул страницу, стараясь сделать вид, что чертовски увлечен рекламой зубной пасты на развороте (не иначе как из лабораторий Вайдта; весь мир может хоть вверх тормашками перевернуться, но уж кариеса у людей быть не должно ни в коем случае)
— Знаю, ты хочешь уйти, — сказал вдруг Роршах.
А. Черт.
Дэниел помолчал, подбирая нужные слова.
— Я думаю об этом.
— Ты почти не ходил на дело после страйка, — продолжил Роршах. — Нервы сдали... — Дэниел так и не понял, было это утверждение или вопрос — интонации Роршаха никогда нельзя было разобрать. Как правило, его речь была просто монотонной, теперь же и вовсе складывалось впечатление, что он говорит сам с собой. Присутствие рядом Дэниела в качестве слушателя было совершенно случайным фактом.
— Ты же знаешь, насколько закон Кина теперь все усложнит, — произнес, наконец, Дэниел. — Не идти же против закона...
— Хм-м. Закон... Если бы по законам кто-то жил, мир бы в нас не нуждался, — Роршах слегка наклонился к нему. Изо рта у него пахло кислым. — Удобное оправдание.
— Роршах, — Дэниел с усилием изгнал из голоса сожаление. Бог знает, о чем ему жалеть; уже несколько месяцев они с Роршахом работали порознь — он не рвал партнерские узы, там уже нечего было рвать. — Я выгорел. Я уже вне игры. От меня больше никакого толку.
— Ты сдался.
— Я хочу уйти в силе, Роршах, — чтобы не кончить так, как ты. Дэниел чуть улыбнулся, но в глазах у него улыбки не отразилось.
Роршах медленно кивнул.
— Понятно, — сказал он.
Дэниел внимательно изучал его, но выражение лица-маски было невозможно прочесть.
— Правда?
— Твой выбор.
— Ты злишься на меня.
— Неважно.
Роршах опять ушел в глухую оборону? Да. Точно. Неторопливый, монотонный голос Роршаха почти ничего не выдавал, но Дэниел достаточно хорошо знал бывшего напарника, чтобы понять – Роршах вовсе не счастлив. Даже в сравнении с тем, насколько счастлив Роршах вообще мог быть.
Дэниел снял очки, потер переносицу и попытался себе напомнить, что у него нет такой обязанности перед городом — быть Ночным Филином. У него не вполне получалось убедить себя в этом, и сидящий напротив и изучающий его Роршах только усугублял положение.
Удивительно, насколько пристальным может быть взгляд Роршаха, притом, что лицо его закрыто. Его маска словно представляла собой один огромный безумный глаз.
— Просто мне не кажется, что мы добились мало-мальски серьезных результатов... — начал он.
— Не суть, — оборвал его Роршах. — Если до сих пор не понял, не поймешь.
Дэн открыл, было, рот, но Роршах продолжал:
— Такой же, как Вайдт. Конечно. Родились богатыми. Могли смотреть на жизнь как на игру, зарядку для мозгов. Обыкновенная спесь избранных либералов – от всего неудобного просто избавляетесь.
— Рор... — запротестовал Дэниел.
— ...не хотите марать руки.
Дэниел попытался подыскать какие-то слова, но понял, что его мысли возвращаются к началу семьдесят седьмого, к событиям, за которыми последовал полицейский страйк. Он подумал о Роршахе, об их последней работе в паре, когда Роршах избивал ногами уже давно отключившегося парня, а он сам — Ночной Филин, Дэниел — кричал на него и просил остановиться.
Конечно, на парне висело убийство беременной женщины при попытке вооруженного ограбления, и тюрьмы такой кусок дерьма был просто недостоин; и Дэниел отказался от жалости, потому что - к черту! - от беготни за шпаной и жульем его уже просто тошнило, иногда на него накатывало желание просто перестрелять их всех, что же такое с людьми творится?!..
...но когда он услышал мокрый хруст зубов, ломающихся об асфальт, Дэн понял, что уже слишком поздно, что все это не имеет больше значения.
— Возможно, — ответил он Роршаху.
Кивок Роршаха выражал мрачную удовлетворенность подтвердившимися подозрениями, и Дэн подумал — а когда именно Роршах осознал, что их партнерство обречено? После дела Роше или задолго до него? Может, при первой же их встрече, едва расслышав разницу в акцентах?
У Дэна не оказалось в запасе ни банальных фраз, ни заготовленной речи на тему "надобность в нас отпала, нам уже не защитить общество от самих себя". Он знал — что бы он ни сказал сейчас, это не избавит его от бессонных ночей (привычка спать днем никуда не девалась, даже став проблемой) и размышлений о том, как он не замечал всего этого раньше.
— Прости, — сказал Дэниел, на этот раз абсолютно искренне.
Роршах не сдвинулся с места, но чернильные пятна заплясали на его лице. Дэниел принялся лихорадочно прикидывать, не допустил ли он где нотку сожаления, не дал ли слабину, за которую еще может ухватиться Роршах. Он не смог вспомнить наверняка, но что это теперь могло изменить? Как всегда, слишком поздно.
— Спасибо за еду, — сказал Роршах, поднимаясь. — Пойду. Есть работа.
Был только час дня, и до работы Роршаху очевидно оставалось еще несколько часов. Дэниел не пытался его остановить.
Роршах шел по лестнице в подвал, к секретному туннелю под улицами города, во влажную темноту — невидимый для прочих; Дэниел мыл тарелки и, несмотря на уютную атмосферу в кухне, отчего-то мерз. Снаружи город продолжал жить прежней жизнью, не заметив, как потерял одного из своих преданных стражей.
Ночной Филин не мог уберечь Роршаха от Нью-Йорка, и Нью-Йорк от Роршаха — тоже.